В 1952 году было опубликовано стихотворение Уистана Хью Одена «Щит Ахилла» ('The Shield of Achilles'), а в 1955 году вышел одноименный сборник стихов Одена, удостоенный Национальной книжной премии США (National Book Award). «Щит Ахилла» — одно из лучших стихотворений Одена — написан в жанре «экфрасис», то есть поэтического описания произведения искусства. Образец жанра задал сам Гомер, давший подробное описание щита Ахилла в восемнадцатой песне «Илиады». Согласно сюжету, Ахилл теряет своего ближайшего друга Патрокла, гибнущего в поединке с Гектором, и лишается оружия и доспехов, отданных им Патроклу и перешедших к его победителю. Мать Ахилла нимфа Фетида отправляется к богу-кузнецу Гефесту с просьбой изготовить новые доспехи для сына. Гефест выковывает круглый щит из сплава меди, олова, серебра и золота и украшает его картинами мирной и немирной жизни. В описании Гомера картины оживают и движутся, и читатель словно смотрит фильм, кругами разворачивающийся на щите. Там есть и устройство космоса, и устройство полиса. Рядом с жизнью мирного полиса представлены картины воюющего осажденного полиса, где льется кровь. Между виноградным садом и мирным овечьим стадом львы рвут на части стадо волов. Но в целом идиллических картин пасторальной жизни с тучными пашнями и веселыми хороводами больше на этом щите.
В стихотворении Одена Фетида смотрит из-за плеча Гефеста на то, как тот украшает щит, ожидая увидеть энциклопедию жизни Эллады, однако ее взору предстают совершенно иные, «нездешние» образы и реалии. Этот контраст ожиданий матери и реальных изображений на щите Оден передает с помощью смены ритма и величины строф. Строфы Фетиды состоят из восьми строк и написаны энергичным трехстопным ямбом, тогда как строфы, описывающие щит, сокращены на одну строку вытянуты в пятистопный ямб с цезурами, замедляющий ритм. Конечно, можно было бы сказать, что перед нами противопоставление утопической грезы «золотого» IX века до н.э. (который на самом деле отнюдь не был золотым) и антиутопической «прозы» века двадцатого нашей эры, и тем мрачнее и безнадежнее впечатление от современности, чем идилличнее греческий миф. И вообще после первого прочтения стихотворения возникает очень тяжелое чувство полного падения человечества в бездну. Но такого ли эффекта хотел добиться Оден?
Действительно, в третьей и четвертой строфах вместо процветающего полиса мы оказываемся на выжженой земле среди «An unintelligible multitude A million eyes, a million boots in line, Without expression, waiting for a sign». Собственно говоря, в этой картинке нет ничего нового и необычного для человека, который жил в авторитарном или тоталитарном государстве в 20-м и 21-м веке. И безликий голос в эфире, и марширующие колонны, идущие на погибель, все это нам хорошо знакомо, но от этого не легче: «They marched away enduring a belief Whose logic brought them, somewhere else, to grief».
В пятой и шестой строфах вместо праздничной церемонии жертвоприношения мы оказываемся на голгофе, сильно смахивающей на зону или концлагерь c циничными начальниками («Barbed wire enclosed an arbitrary spot Where bored officials lounged (one cracked a joke)», молчаливой толпой («A crowd of ordinary decent folk Watched from without and neither moved nor spoke) и сломленными жертвами, целиком во власти своих мучителей («they were small And could not hope for help and no help came: What their foes liked to do was done»).
В восьмой строфе вместо танцев и спортивных состязаний юношей и девушек мы видим картину жестокости бессмысленной жестокости праздношатающегося парня и его аксиому 'That girls are raped, that two boys knife a third', и снова мы словно смотрим в зеркало ахиллова щита и видим обычную сценку из глубинки страны, где пашни заросли плевелом и нет работы.
В последней строфе Фетида в ужасе оплакивает чудовищный дар Гефеста сыну, но чего уж тут оплакивать, когда этот щит полностью соответствует его хозяину-убийце («Iron-hearted man-slaying Achilles Who would not live long»).
Где же свет в кромешной тьме этого стихотворения и есть ли надежда? Как отмечают исследователи, в нем заложен библейский контр-сюжет, и вот в нем-то и скрыта надежда. На самом деле, при внимательном чтении он угадывается даже и в «unintelligible multitude», отсылающих к сонмам ангелов в сцене поклонения волхвов от Луки. Но главный контр-образ это, конечно же, Голгофа и распятие. Именно в нем и являет себя миру Любовь, отсутствующая в мрачной реальности щита Ахилла. Вернее, присутсвтующая и там, если внимательно читать: «The mass and majesty of this world, all That carries weight and always weighs the same Lay in the hands of others». Жертвенная любовь, честность и общность людей в горевании, то самое, что недоступно юнцу из стихотворения: «who'd never heard Of any world where promises were kept, Or one could weep because another wept». В этом, как мне представляется, Оден видит свет и надежду. А Ахиллу — ахиллово.
The Shield of Achilles
She looked over his shoulder
For vines and olive trees,
Marble well-governed cities
And ships upon untamed seas,
But there on the shining metal
His hands had put instead
An artificial wilderness
And a sky like lead.
A plain without a feature, bare and brown,
No blade of grass, no sign of neighborhood,
Nothing to eat and nowhere to sit down,
Yet, congregated on its blankness, stood
An unintelligible multitude,
A million eyes, a million boots in line,
Without expression, waiting for a sign.
Out of the air a voice without a face
Proved by statistics that some cause was just
In tones as dry and level as the place:
No one was cheered and nothing was discussed;
Column by column in a cloud of dust
They marched away enduring a belief
Whose logic brought them, somewhere else, to grief.
She looked over his shoulder
For ritual pieties,
White flower-garlanded heifers,
Libation and sacrifice,
But there on the shining metal
Where the altar should have been,
She saw by his flickering forge-light
Quite another scene.
Barbed wire enclosed an arbitrary spot
Where bored officials lounged (one cracked a joke)
And sentries sweated for the day was hot:
A crowd of ordinary decent folk
Watched from without and neither moved nor spoke
As three pale figures were led forth and bound
To three posts driven upright in the ground.
The mass and majesty of this world, all
That carries weight and always weighs the same
Lay in the hands of others; they were small
And could not hope for help and no help came:
What their foes liked to do was done, their shame
Was all the worst could wish; they lost their pride
And died as men before their bodies died.
She looked over his shoulder
For athletes at their games,
Men and women in a dance
Moving their sweet limbs
Quick, quick, to music,
But there on the shining shield
His hands had set no dancing-floor
But a weed-choked field.
A ragged urchin, aimless and alone,
Loitered about that vacancy; a bird
Flew up to safety from his well-aimed stone:
That girls are raped, that two boys knife a third,
Were axioms to him, who’d never heard
Of any world where promises were kept,
Or one could weep because another wept.
The thin-lipped armorer,
Hephaestos, hobbled away,
Thetis of the shining breasts
Cried out in dismay
At what the god had wrought
To please her son, the strong
Iron-hearted man-slaying Achilles
Who would not live long.
А вот как читает стихотворение сам Оден: https://www.youtube.com/watch?v=hpblaBb93fo&t=3s
В стихотворении Одена Фетида смотрит из-за плеча Гефеста на то, как тот украшает щит, ожидая увидеть энциклопедию жизни Эллады, однако ее взору предстают совершенно иные, «нездешние» образы и реалии. Этот контраст ожиданий матери и реальных изображений на щите Оден передает с помощью смены ритма и величины строф. Строфы Фетиды состоят из восьми строк и написаны энергичным трехстопным ямбом, тогда как строфы, описывающие щит, сокращены на одну строку вытянуты в пятистопный ямб с цезурами, замедляющий ритм. Конечно, можно было бы сказать, что перед нами противопоставление утопической грезы «золотого» IX века до н.э. (который на самом деле отнюдь не был золотым) и антиутопической «прозы» века двадцатого нашей эры, и тем мрачнее и безнадежнее впечатление от современности, чем идилличнее греческий миф. И вообще после первого прочтения стихотворения возникает очень тяжелое чувство полного падения человечества в бездну. Но такого ли эффекта хотел добиться Оден?
Действительно, в третьей и четвертой строфах вместо процветающего полиса мы оказываемся на выжженой земле среди «An unintelligible multitude A million eyes, a million boots in line, Without expression, waiting for a sign». Собственно говоря, в этой картинке нет ничего нового и необычного для человека, который жил в авторитарном или тоталитарном государстве в 20-м и 21-м веке. И безликий голос в эфире, и марширующие колонны, идущие на погибель, все это нам хорошо знакомо, но от этого не легче: «They marched away enduring a belief Whose logic brought them, somewhere else, to grief».
В пятой и шестой строфах вместо праздничной церемонии жертвоприношения мы оказываемся на голгофе, сильно смахивающей на зону или концлагерь c циничными начальниками («Barbed wire enclosed an arbitrary spot Where bored officials lounged (one cracked a joke)», молчаливой толпой («A crowd of ordinary decent folk Watched from without and neither moved nor spoke) и сломленными жертвами, целиком во власти своих мучителей («they were small And could not hope for help and no help came: What their foes liked to do was done»).
В восьмой строфе вместо танцев и спортивных состязаний юношей и девушек мы видим картину жестокости бессмысленной жестокости праздношатающегося парня и его аксиому 'That girls are raped, that two boys knife a third', и снова мы словно смотрим в зеркало ахиллова щита и видим обычную сценку из глубинки страны, где пашни заросли плевелом и нет работы.
В последней строфе Фетида в ужасе оплакивает чудовищный дар Гефеста сыну, но чего уж тут оплакивать, когда этот щит полностью соответствует его хозяину-убийце («Iron-hearted man-slaying Achilles Who would not live long»).
Где же свет в кромешной тьме этого стихотворения и есть ли надежда? Как отмечают исследователи, в нем заложен библейский контр-сюжет, и вот в нем-то и скрыта надежда. На самом деле, при внимательном чтении он угадывается даже и в «unintelligible multitude», отсылающих к сонмам ангелов в сцене поклонения волхвов от Луки. Но главный контр-образ это, конечно же, Голгофа и распятие. Именно в нем и являет себя миру Любовь, отсутствующая в мрачной реальности щита Ахилла. Вернее, присутсвтующая и там, если внимательно читать: «The mass and majesty of this world, all That carries weight and always weighs the same Lay in the hands of others». Жертвенная любовь, честность и общность людей в горевании, то самое, что недоступно юнцу из стихотворения: «who'd never heard Of any world where promises were kept, Or one could weep because another wept». В этом, как мне представляется, Оден видит свет и надежду. А Ахиллу — ахиллово.
The Shield of Achilles
She looked over his shoulder
For vines and olive trees,
Marble well-governed cities
And ships upon untamed seas,
But there on the shining metal
His hands had put instead
An artificial wilderness
And a sky like lead.
A plain without a feature, bare and brown,
No blade of grass, no sign of neighborhood,
Nothing to eat and nowhere to sit down,
Yet, congregated on its blankness, stood
An unintelligible multitude,
A million eyes, a million boots in line,
Without expression, waiting for a sign.
Out of the air a voice without a face
Proved by statistics that some cause was just
In tones as dry and level as the place:
No one was cheered and nothing was discussed;
Column by column in a cloud of dust
They marched away enduring a belief
Whose logic brought them, somewhere else, to grief.
She looked over his shoulder
For ritual pieties,
White flower-garlanded heifers,
Libation and sacrifice,
But there on the shining metal
Where the altar should have been,
She saw by his flickering forge-light
Quite another scene.
Barbed wire enclosed an arbitrary spot
Where bored officials lounged (one cracked a joke)
And sentries sweated for the day was hot:
A crowd of ordinary decent folk
Watched from without and neither moved nor spoke
As three pale figures were led forth and bound
To three posts driven upright in the ground.
The mass and majesty of this world, all
That carries weight and always weighs the same
Lay in the hands of others; they were small
And could not hope for help and no help came:
What their foes liked to do was done, their shame
Was all the worst could wish; they lost their pride
And died as men before their bodies died.
She looked over his shoulder
For athletes at their games,
Men and women in a dance
Moving their sweet limbs
Quick, quick, to music,
But there on the shining shield
His hands had set no dancing-floor
But a weed-choked field.
A ragged urchin, aimless and alone,
Loitered about that vacancy; a bird
Flew up to safety from his well-aimed stone:
That girls are raped, that two boys knife a third,
Were axioms to him, who’d never heard
Of any world where promises were kept,
Or one could weep because another wept.
The thin-lipped armorer,
Hephaestos, hobbled away,
Thetis of the shining breasts
Cried out in dismay
At what the god had wrought
To please her son, the strong
Iron-hearted man-slaying Achilles
Who would not live long.
А вот как читает стихотворение сам Оден: https://www.youtube.com/watch?v=hpblaBb93fo&t=3s
Иллюстрация Миры МИРОНОВОЙ
Преподаватель английского языка
Понравился урок? Поделитесь записью в любимой социальной сети
Другие материалы сайта