Роберт Фрост (1874−1963) — необычная фигура в англоязычной поэзии ХХ века. Уже при жизни — официальный поэт страны, национальное достояние, любимый поэт любимейшего президента США Джона Ф. Кеннеди, пригласившего Фроста прочесть стихотворение «The Gift Outright» на своей инаугурации. Фрост — четырежды лауреат Пулитцеровской премии и при этом поэт, сознательно отказавшийся от магистральной линии развития англоязычной поэзии в ХХ веке: верлибра и модернистского урбанизма и космополитизма.
Фрост — поэт-регионалист, певец сельской Новой Англии, и его второй и четвертый поэтические сборники носят названия ее топонимов: «North of Boston» (1914) и «New Hampshire» (1923; за него он получил первую Пулитцеровскую премию). Фрост не был новатором формы и никогда не отказывался от регулярного размера, виртуозно владея ямбом, в том числе и белым. В его поэзии не происходит оспаривания и фрагментации поэтического голоса, свойственных поэзии модернизма. Лирический субъект в поэзии Фроста обладает устойчивой идентичностью — будь то голос поэта или голоса простых жителей Новой Англии: фермеров, рабочих, бродяг. Недаром о Фросте говорят, что он стоит на перекрестье поэтических традиций XIX и XX века, наследуя XIX-му в плане сохранения метра и стабильного лирического субъекта, а поэтам-георгианцам начала XX века с их пасторальной лирикой — на тематическом уровне. Кажется, Фрост — поэт-традиционалист в чистом виде, осколок ушедшей прекрасной эпохи в поэзии, когда стихи еще были красивыми и понятными.
К примеру, одно из самых известных стихотворений Фроста «The Road Not Taken» кажется настолько простым и очевидным в своих смыслах, что легко вписалось в рекламный ролик американского автогиганта Ford, продающего популярную на рубеже XX и XXI веков мечту о непроторенной дороге жизни, о поиске своего предназначения и сопутствующем риске. Другое знаменитое стихотворение Фроста «Stopping by Woods on a Snowy Evening» тоже представляется читателю cовершенно прозрачным и входит в школьные хрестоматии, тогда как у самого Фроста была идея опубликовать его отдельным изданием с сорока страницами комментариев.
При этом только забывают, что «The Road Not Taken» было написано в качестве поэтического отклика на дружеские прогулки Фроста с Эдвардом Томасом (Edward Thomas) в лесах Глостершира в 1914 году. Томас — английский литературный критик, сыгравший решающую роль в признании поэтического дара Фроста в Англии, куда Фрост, бросив фермерство и преподавание, приехал с семьей в 1912 году в возрасте тридцати восьми лет искать поэтической славы. Фрост же в свою очередь помог Томасу поверить в свой поэтический дар и начать писать стихи и публиковаться.
История этой дружбы достойна отдельного текста, а что касается стихотворения, то Фрост в нем подшучивает над вечными сожалениями Томаса о том, что стоило пойти другой тропой, и тогда они нашли бы там те самые растения и услышали бы тех самых птиц, которые задумывал показать американскому другу Томас. Томас обиделся на стихотворение, восприняв его как обвинение в нерешительности и постоянных сожалениях о сделанном выборе. Уже тогда Фрост понял, что «The Road Not Taken» воспринимается читателем слишком серьезно, даже несмотря на его попытки выразить иронию голосом в самом акте чтения. И если прямо сейчас заглянуть в оригинал стихотворения и прочитать его внимательно, то можно увидеть, что Фрост не намекает, а практически прямо указывает на то, что между двумя дорогами нет различия. Впрочем, он путает карты и морочит голову читателю буквально в каждой строфе, говоря о том, что тропы разные, но при этом одинаково утоптанные или одинаково нехоженые: as just as fair; having perhaps a better claim; had worn them really about the same; both equally lay / In leaves no steps had trodden black. И после всех этого: I took the one less travelled by. И если не видеть иронии в этой путанице описаний и самом слове sigh, вздохе сожаления (?), облегчения (?), усталости (?), и фразе And sorry I could not travel both / And be one traveler, то стихотворение превращается в морализаторское. И, конечно, it made all the difference! В любом случае это было бы так, какой бы дорогой ни пошел путник. И вот в этой игре с читателем — соль Фроста, и, как выясняется, не такой уж он простачок-традиционалист и хрестоматийный моралист, как может показаться на первый взгляд.
The Road Not Taken
Two roads diverged in a yellow wood,
And sorry I could not travel both
And be one traveler, long I stood
And looked down one as far as I could
To where it bent in the undergrowth;
Then took the other, as just as fair,
And having perhaps the better claim,
Because it was grassy and wanted wear;
Though as for that the passing there
Had worn them really about the same,
And both that morning equally lay
In leaves no step had trodden black.
Oh, I kept the first for another day!
Yet knowing how way leads on to way,
I doubted if I should ever come back.
I shall be telling this with a sigh
Somewhere ages and ages hence:
Two roads diverged in a wood, and I—
I took the one less traveled by,
And that has made all the difference.
В чем же гениальность Роберта Фроста и в чем его особый путь в американской и англоязычной поэзии? Cреди прочего — в его чутком поэтическом слухе и способности переносить, транспонировать каденции разговорной американской речи в речь поэтическую. Он называл это the sound of sense и vocal gesture и призывал поэтов слушать интонации повседневных разговоров людей, их энергию и рисунок, в которых уже, как он верил, заложен смысл еще до осмысления слов. Он видел этот рисунок в досмысловом звучании предложения — sentence sound, на которое, подобно тому, как на бельевую веревку развешивается белье, можно нанизать слова в их смысловой и синтаксической связи друг с другом. Именно ритм стал местом свободы и эксперимента для Фроста: разнообразный, нерегулярный, иногда рваный ритм живой разговорной речи внутри регулярного метра.
Фрост — поэт-регионалист, певец сельской Новой Англии, и его второй и четвертый поэтические сборники носят названия ее топонимов: «North of Boston» (1914) и «New Hampshire» (1923; за него он получил первую Пулитцеровскую премию). Фрост не был новатором формы и никогда не отказывался от регулярного размера, виртуозно владея ямбом, в том числе и белым. В его поэзии не происходит оспаривания и фрагментации поэтического голоса, свойственных поэзии модернизма. Лирический субъект в поэзии Фроста обладает устойчивой идентичностью — будь то голос поэта или голоса простых жителей Новой Англии: фермеров, рабочих, бродяг. Недаром о Фросте говорят, что он стоит на перекрестье поэтических традиций XIX и XX века, наследуя XIX-му в плане сохранения метра и стабильного лирического субъекта, а поэтам-георгианцам начала XX века с их пасторальной лирикой — на тематическом уровне. Кажется, Фрост — поэт-традиционалист в чистом виде, осколок ушедшей прекрасной эпохи в поэзии, когда стихи еще были красивыми и понятными.
К примеру, одно из самых известных стихотворений Фроста «The Road Not Taken» кажется настолько простым и очевидным в своих смыслах, что легко вписалось в рекламный ролик американского автогиганта Ford, продающего популярную на рубеже XX и XXI веков мечту о непроторенной дороге жизни, о поиске своего предназначения и сопутствующем риске. Другое знаменитое стихотворение Фроста «Stopping by Woods on a Snowy Evening» тоже представляется читателю cовершенно прозрачным и входит в школьные хрестоматии, тогда как у самого Фроста была идея опубликовать его отдельным изданием с сорока страницами комментариев.
При этом только забывают, что «The Road Not Taken» было написано в качестве поэтического отклика на дружеские прогулки Фроста с Эдвардом Томасом (Edward Thomas) в лесах Глостершира в 1914 году. Томас — английский литературный критик, сыгравший решающую роль в признании поэтического дара Фроста в Англии, куда Фрост, бросив фермерство и преподавание, приехал с семьей в 1912 году в возрасте тридцати восьми лет искать поэтической славы. Фрост же в свою очередь помог Томасу поверить в свой поэтический дар и начать писать стихи и публиковаться.
История этой дружбы достойна отдельного текста, а что касается стихотворения, то Фрост в нем подшучивает над вечными сожалениями Томаса о том, что стоило пойти другой тропой, и тогда они нашли бы там те самые растения и услышали бы тех самых птиц, которые задумывал показать американскому другу Томас. Томас обиделся на стихотворение, восприняв его как обвинение в нерешительности и постоянных сожалениях о сделанном выборе. Уже тогда Фрост понял, что «The Road Not Taken» воспринимается читателем слишком серьезно, даже несмотря на его попытки выразить иронию голосом в самом акте чтения. И если прямо сейчас заглянуть в оригинал стихотворения и прочитать его внимательно, то можно увидеть, что Фрост не намекает, а практически прямо указывает на то, что между двумя дорогами нет различия. Впрочем, он путает карты и морочит голову читателю буквально в каждой строфе, говоря о том, что тропы разные, но при этом одинаково утоптанные или одинаково нехоженые: as just as fair; having perhaps a better claim; had worn them really about the same; both equally lay / In leaves no steps had trodden black. И после всех этого: I took the one less travelled by. И если не видеть иронии в этой путанице описаний и самом слове sigh, вздохе сожаления (?), облегчения (?), усталости (?), и фразе And sorry I could not travel both / And be one traveler, то стихотворение превращается в морализаторское. И, конечно, it made all the difference! В любом случае это было бы так, какой бы дорогой ни пошел путник. И вот в этой игре с читателем — соль Фроста, и, как выясняется, не такой уж он простачок-традиционалист и хрестоматийный моралист, как может показаться на первый взгляд.
The Road Not Taken
Two roads diverged in a yellow wood,
And sorry I could not travel both
And be one traveler, long I stood
And looked down one as far as I could
To where it bent in the undergrowth;
Then took the other, as just as fair,
And having perhaps the better claim,
Because it was grassy and wanted wear;
Though as for that the passing there
Had worn them really about the same,
And both that morning equally lay
In leaves no step had trodden black.
Oh, I kept the first for another day!
Yet knowing how way leads on to way,
I doubted if I should ever come back.
I shall be telling this with a sigh
Somewhere ages and ages hence:
Two roads diverged in a wood, and I—
I took the one less traveled by,
And that has made all the difference.
В чем же гениальность Роберта Фроста и в чем его особый путь в американской и англоязычной поэзии? Cреди прочего — в его чутком поэтическом слухе и способности переносить, транспонировать каденции разговорной американской речи в речь поэтическую. Он называл это the sound of sense и vocal gesture и призывал поэтов слушать интонации повседневных разговоров людей, их энергию и рисунок, в которых уже, как он верил, заложен смысл еще до осмысления слов. Он видел этот рисунок в досмысловом звучании предложения — sentence sound, на которое, подобно тому, как на бельевую веревку развешивается белье, можно нанизать слова в их смысловой и синтаксической связи друг с другом. Именно ритм стал местом свободы и эксперимента для Фроста: разнообразный, нерегулярный, иногда рваный ритм живой разговорной речи внутри регулярного метра.
Преподаватель английского языка
Понравился урок? Поделитесь записью в любимой социальной сети
Другие материалы сайта