Рождество с Чарльзом Диккенсом

Преподаватель английского языка Ольга ВЫШЕГОРОДЦЕВА о Диккенсе и его главном рождественском произведении:
Приближается Рождество, празднуемое западной христианской Церковью 25 декабря, и Новый год. Их вполне коммерциализированные призраки бродят по планете с конца, а то и с середины ноября, наводя на людей предновогодний морок и погружая их в состояние суеты, радостного предвкушения и некоторой тревоги. Почти два века назад, осенью 1843 года, Чарльз Диккенс придумал призраков Рождества в трех временных ипостасях — прошлого, настоящего и будущего, и с тех пор его «Рождественская песнь в прозе» («A Christmas Carol») стала частью культуры празднования Рождества в англоязычных странах, будь то в форме публичных или семейных чтений (к примеру, президент Ф. Рузвельт читал ее вслух своей семье) или просмотра экранизаций самой повести и вдохновленных ею рождественских фильмов. А имя старого скряги Скруджа в умах детей второй половины ХХ века прочно связалось с диснеевской уткой-миллиардером Скруджем МакДаком.

«A Christmas Carol» была написана Диккенсом на одном дыхании за шесть недель. Писатель все это время пребывал в состоянии необычайного нервного возбуждения. По словам его друга и биографа Джона Форстера (John Forster): He wept over it, and laughed, and wept again, and excited himself to an extraordinary degree. Когда Диккенс не писал, текст все равно не отпускал его, и писатель отмеривал по пятнадцать-двадцать миль по Лондону, ловя запахи, впитывая цвета и звуки приближающегося Рождества на рынках, в общественных кухнях и лавках города в дневные часы, в ночные же — прислушиваясь к голосам героев повести в своей голове. Со слов самого Диккенса известно, что голоса его персонажей постоянно звучали в его сознании. Без сомнений, Диккенс знал толк в призраках и умел их заклинать.

Дело не только в том, что писатель разделял викторианский интерес к потусторонним силам и даже вступил в 1862 году в The Ghost Club (членом которого, кстати, был и Конан Дойль), занимавшийся расследованиями паранормальных явлений, происходивших, например, во время спиритических сеансов или в домах с привидениями, а также случаев преследования людей призраками и т. п. Диккенс сам был a haunted man. В одноименном рождественском рассказе писателя, вышедшем в 1848 году, жизнь главного героя отравляют навязчивые мучительные воспоминания трудного детства и предательств юности. Рождественский призрак, имеющий облик самого героя, но только на пороге смерти, предлагает тому стереть из его памяти все травматичные события прошлого. Однако сам Диккенс не мог применить этот ход, выстраивая сюжет собственной жизни. Отметим, что для Диккенса идея авторства собственной жизни была чрезвычайно важна именно в связи с его собственной детской травмой. Это хорошо иллюстрируют строки, открывающие его автобиографический роман «David Copperfield»: Whether I shall turn out to be the hero of my own life, or whether that station will be held by anybody else, these pages must show.

Чарльз Диккенс родился 7 февраля 1812 года в Портсмуте в семье Джона и Элизабет Диккенс. Родители его отца были слугами в семье аристократа, члена Палаты общин Джона Крю (Crewe), а Джон Диккенс стал чиновником казначейства Королевского флота. Его пристрастие к роскошным вещам и привычка к мотовству наводит некоторых биографов на мысль, что его незаконным отцом мог быть сам Джон Крю или кто-то из друзей семейства. Чарльз провел счастливые годы детства, наполненные безмятежностью и чувством благополучия, в кентском Чатэме, и воспоминания о том времени и о тех местах стали для него прибежищем в последующие годы, туда он отправлялся сам как в своем воображении, так и физически при любом удобном случае и туда поселял своих героев. В 1856 году он купил в тех местах особняк и поместье Gad’s Hill, мечту своего детства, символ того, что жизнь удалась.

Отца Диккенса переводили по службе в разные города, и в 1822 году семья вновь переехала в Лондон. В 1824 году Джон Диккенс вместе с женой и младшими детьми был помещен в долговую тюрьму Marshalsea. Чарльз и его сестра Фрэнсис навещали семью по выходным. Чарльз тогда жил у подруги семьи и, чтобы оплачивать пансион и помогать родным, устроился на фабрику ваксы Уоррена (Warren’s Blacking Warehouse). Он работал по десять часов, наклеивая этикетки на банки с ваксой. Этот опыт и стал незаживающей раной в памяти Диккенса. Он чувствовал себя одиноким, покинутым родственниками и несправедливо обделенным судьбой. Слишком резкой была перемена в образе жизни и окружении ребенка. Диккенс с ужасом и отвращением вспоминал о том, что фабрика была буквально наводнена крысами. Рабочее место Чарльза располагалось у большого окна, и дополнительным унижением для него было это витринное существование на виду у прохожих и в качестве объекта их праздного любопытства. По выходе семейства Диккенсов из тюрьмы мать Чарльза не сразу согласилась забрать сына с фабрики, что стало дополнительной травмой для ребенка.

Работа на фабрике ваксы — главный призрак Диккенса, главная его детская травма, и всю свою жизнь он пытался совладать с ней, проигрывая тот страшный сценарий детства в своих произведениях. Он начал это делать, как только стал знаменитым благодаря невероятному успеху искрометных «Записок Пиквикского клуба» (1836−1837). Мрачный «Оливер Твист» (1837−1839) с его бытовым реализмом и социальной критикой стал первым опытом художественного выстраивания альтернативных сценариев будущего, задачи, занимавшей Диккенса всю жизнь. «Что было бы, если бы моя жизнь сложилась иначе (после фабрики ваксы)?» — этот вопрос, казалось, постоянно преследовал писателя, почти компульсивно проигрывавшего разные варианты развития событий — от сказочных (неожиданного получения наследства) до более реалистичных, не столь простых и часто трагичных. «И кем бы я был, каким бы я был, если бы моя судьба сложилась иначе?»

Диккенс в профессиональной и общественной жизни был многими людьми и прожил много жизней: помимо писательства и журналистики он занимался благотворительностью, был редактором журналов, актером-любителем и фокусником-любителем, публичным чтецом, общественным активистом, драматургом. Биографы сравнивают его с ртутью, пишут о его протеевой натуре, которую столь сложно ухватить в биографии. Критик и поэт Ли Хант (Leigh Hunt) писал о его лице: It has the life and soul in it of 50 human beings. Сам Диккенс называл себя The Sparkler of Albion, Revolver, The Inimitable, не давая повода заподозрить себя в излишней скромности. Но все эти многочисленные реализовавшиеся жизни писателя суть истории успеха, тогда как в его альтернативных мирах его преследовали образы поражения, морального падения, социальной деградации и смерти. Внимательный наблюдатель и острый критик социального неравенства, Диккенс видел в униженных себя, в падших — себя и в злодеях — тоже себя.

Некоторые английские биографы Диккенса ссылаются на перевод неизвестного письма Достоевского своему врачу Яновскому, в котором тот описывает свою встречу с Диккенсом в 1862 году. Письмо содержит такие строки: Не told me that all the good, simple people in his novels. .. are what he wanted to have been, and his villains were what he was (or rather, what he found in himself), his cruelty, his attacks of causeless enmity towards those who were helpless and looked to him for comfort, his shrinking from those whom he ought to love. По мнению русских литературоведов, это письмо скорее всего — фабрикация, хотя Достоевский был в 1862 году в Лондоне, где встречался с Герценом. Однако нам доподлинно известно, что Диккенс разыгрывал всех своих героев перед зеркалом, буквально вживаясь в них или же производя их из себя. С самой молодости его кумиром был актер Charles Mathews, изобретший жанр monopolylogue, в котором один актер озвучивает всех персонажей пьесы. Это то, что Диккенс делал в последние годы жизни, активно гастролируя с чтениями своих романов и так реализуя свою страсть к театру и пантомиме. Сын Диккенса вспоминал, как однажды застал отца за громкой ссорой, которая оказалась репетицией страшной сцены из «Оливера Твиста», в которой преступник Билл Сайкс убивает свою любовницу Нэнси. С этой сценой Диккенс потом будет постоянно выступать, и она подорвет его и без того слабое здоровье. Что заставляло Диккенса вновь и вновь становиться на сцене убийцей и жертвой?

Писатель чутко отображал в своих романах полифоничность жизни и человеческого характера. Он знал в себе Скруджа, иначе не описал бы его так правдоподобно, но он знал в себе и Боба Кратчета, и Малютку Тима. Что стало бы с Диккенсом, если бы он забыл свое детство и фабрику ваксы? Можно читать «Рождественскую песнь» как ответ на этот вопрос. Очерствел бы, стал равнодушным к страданиям других, жено- и детоненавистником, карикатурным пуританином, не умеющим радоваться и быть щедрым. Диккенс умел радоваться и понимал толк в праздновании Рождества — об этом пишут его дочь и сын. Он ходил с детьми покупать подарки, устраивал танцы и шарады, он даже проводил у себя дома рождественские вечеринки для бедных, к неудовольствию своих соседей, с танцами, распиванием рождественских пуншей и играми с денежными призами. Но он мог быть и жестоким, раздражительным, даже бешеным и несправедливым.

Все помнят энергичное начало «A Christmas Carol»: Marley was dead, to begin with. <…> Old Marley was as dead as a door-nail. Марли, умерший семь лет назад деловой партнер Скруджа, становится первым призраком, посещающим Скруджа и вводящим его в курс того, как устроена потусторонняя жизнь капиталистов-грешников. Существует гипотеза, что прототипом Марли был умерший за семь лет до написания повести деловой партнер Диккенса иллюстратор Роберт Сеймур (Seymour). Сеймур и Диккенс работали вместе над «Посмертными записками Пиквикского клуба» и рассорились по вопросу о том, что должно быть двигателем повествования — иллюстрации (как было в самом начале) или же текст. По сути дела, это был спор о власти, и Диккенс его выиграл. Сеймур же покончил с собой. Как Марли приходит к Скруджу с обвинениями в неправедных поступках, так, возможно, и призрак Сеймура являлся Диккенсу. Кроме того, Сеймур иллюстрировал книгу о рождественских традициях Англии, написанную Томасом Херви (Thomas K. Hervey), «The Book of Christmas» (1837), так что вполне подходил на роль персонального рождественского призрака Диккенса.

Это приводит нас к вопросу о том, изобретал ли Диккенс Рождество. В 2017 году вышел художественный фильм «The Man Who Invented Christmas» о том, как Диккенс работал над «Рождественской песнью», и вокруг роли Диккенса в культуре празднования Рождества разгорелись споры. В отличие от США, рождественские традиции никогда не вырождались в Англии (мы уже писали об этом, см.: «Рождественские растения. Омела»), а празднование Рождества было под запретом только при Кромвеле. Другое дело, что Рождество в викторианской Англии трансформировалось под влиянием разных факторов, среди которых — урбанизация страны и сглаживание региональных особенностей праздника, появление «немецкой рождественской игрушки» — ели, которую принц Альберт привез с родины, появление рождественских открыток и правила обмениваться подарками. В «А Christmas Carol» (carol — рождественский гимн, который распевали в домах, пока готовили гуся и пунш, а также на улицах, как наши святочные песни) мы видим два Рождества: праздник юности Скруджа — общинный, празднуемый с большим размахом — и праздник настоящего — более камерный, узко семейный. Диккенс скорее отображает происходящие социальные изменения в обществе, чем создает их. Оригинальность диккенсовского Рождества в том, что его центром становится личная и коммунальная помощь бедным и обездоленным. Известно, что один американский фабрикант, прочитав повесть, так растрогался, что сделал 25 декабря нерабочим днем на фабрике. Под влиянием Диккенса расцвел индюшиный бизнес, так как множество людей, вдохновившись примером Скруджа, бросились покупать индеек на Рождество и дарить их бедным.

Что Диккенс действительно изобрел, так это сам жанр рождественского, или святочного, рассказа и белое английское Рождество. Дело в том, что в Лондоне и на большей части Англии Рождество бесснежное, но на детские годы Диккенса пришелся период похолодания климата и сопутствовавшие ему снежные зимы, так что образ снежного Рождества родом из детства писателя. Что же до святочного рассказа, то три его главных ингредиента — нечистая сила, чудеса и радикальная нравственная метаморфоза главного героя. И снег, ведь под ним творятся чудеса и исцеляются раны прошлого.


Нил Гейман читает «A Christmas Carol» по специальному подготовленному Диккенсом тексту для публичных чтений:
https://www.nypl.org/blog/2019/12/19/listen-neil-gaiman-reads-christmas-carol

Иллюстрации «The Book of Christmas»:
https://standrewsrarebooks.wordpress.com/2012/12/2…





Преподаватель английского языка

Понравился урок? Поделитесь записью в любимой социальной сети
Другие материалы сайта