Давно уже стало общим местом открытие, что романтизм возник как реакция на рассудочность века предшествующего, по-английски Age of Reason. Но предтечей романтизма стал Уильям Блейк, чье сердце еще до Вордсворта было уязвлено картинами нищеты, страданиями проституток и детей, особенно маленьких трубочистов. Еще до Кольриджа полетом своей фантазии он вышел за пределы земного бытия. Блейк был необыкновенен и загадочен во всем, как никто из романтиков.
Бунтарь, пророк, Блейк почти не был известен при жизни, а вот в наши дни ни одна антология английской поэзии не обойдется без его стихов, а история живописи — без его картин. Мистик, визионер, рисовальщик, гравер, поэт — это все один человек.
Он родился в скромной семье в 1757 году. Зарабатывал на жизнь как гравер и преподаватель рисования. У него было мало друзей, и он был бескомпромиссным человеком. Женился он на женщине по имени Катрин Буше, которая стала его верной подругой. Блейк искренне любил ее, и они были неразлучны до самой его смерти в 1827 году. Он научил ее гравированию, а прежде — грамоте, и жена оказалась незаменимой помощницей. Не удавалось ей только научиться видеть ангелов, а такие видения сопровождали Блейка с детства. Когда ему было четыре года, Бог заглянул к нему в окно. Потом он увидел дерево, усыпанное ангелами, поделился с родителями, и те его примерно наказали. Но счастливые видения его не покидали, и со временем ему удалось зреть и архангелов. Эти видения были доминантой в жизни Блейка, и, конечно же, многие называли его сумасшедшим. Сомнений нет, сумасшедший. Но почему-то, когда наш великий русский поэт сообщает нам:
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, —
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога,
нас это не смущает.
Уильям Вордсворт, от которого и пошел английский романтизм, был знаком с видениями Блейка и вынес свое суждение: There was no doubt that this poor man was mad, but there is something in the madness of this man which interests me more than the sanity of Lord Byron and Walter Scott. Другой современный критик сказал, что у Блейка была благочестивая и любящая душа, но ценили его лишь немногие избранные, а прочие или не понимали, или вовсе игнорировали.
С Богом у Блейка были особые, личные отношения. Он не мог постичь, как и многие верующие люди, зачем создатель придумал такой несовершенный мир, полный зла и несправедливости. И у него родилась своя теория сотворения мира. Творец в его представлении был грозный и безжалостный. Только такой мог создать, например, страшного и ослепительного тигра. Самые знаменитые стихотворения Блейка, обращенные к Тигру и Ягненку, говорят о двух противоположностях.
The TYger
Tyger, tyger, burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Could frame thy fearful symmetry?
In what distant deeps or skies
Burnt the fire of thine eyes?
On what wings dare he aspire?
What the hand dare seize the fire?
And what shoulder and what art
Could twist the sinews of thy heart?
And when thy heart began to beat,
What dread hand and what dread feet?
What the hammer? what the chain?
In what furnace was thy brain?
What the anvil? What dread grasp
Dare its deadly terrors clasp?
When the stars threw down their spears,
And water’d heaven with their tears,
Did He smile His work to see?
Did He who made the lamb make thee?
Tyger, tyger, burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Dare frame thy fearful symmetry?
Поэт не скупится на устрашающие прилагательные: fearful, dread (три раза), deadly terrors. Даже звезды отбросили свои копья и омочили небеса слезами, наблюдая сотворение яростного зверя: When the stars threw down their spears, / And water'd heaven with their tears. А тот, кто создал этот ужас, неужели он всего лишь улыбался? -— спрашивает поэт: Did He smile His work to see? Жуткая получается картина. Неужели та же бессмертная рука сотворила и ягненка? Непостижимо. Did He who made the lamb make thee? Стихотворения о Тигре и Ягненке обычно всегда публикуются вместе. С Ягненком все понятно. Поэт спрашивает только, знает ли Ягненок своего создателя. Это ведь Христос, наш добрый пастырь, которого часто изображали с ягненком на шее. Он тоже ягненок, поскольку принес себя в жертву ради спасения человечества (Евангелие от Иоанна 1:29).
Little lamb who made thee
Dost thou know who made thee
Gave thee life and bid thee feed,
By the stream & over the mead;
Gave thee clothing of delight,
Softest clothing wooly bright;
Gave thee such a tender voice,
Making all the vales rejoice:
Little lamb who made thee
Dost thou know who made thee
Little Lamb I’ll tell thee,
Little Lamb I’ll tell thee;
He is called by thy name,
For he calls himself a Lamb:
He is meek & he is mild,
He became a little child:
I a child & thou a lamb,
We are called by his name.
Little Lamb God bless thee,
Little Lamb God bless thee.
Но Блейка мучило противоречие: если тигр безжалостен и страшен, то почему он так прекрасен?
Творчество Блейка в значительной степени опирается на его собственную обширную мифологию, которая сама по себе безумно сложна. В мифической вселенной Блейка доминирует фигура Альбиона, названного в честь древней Британии. Он — совершенный человек, вечный человек. По Блейку, Альбион создает то, что называется «Четыре Зоа» — Уртона, Лува, Уризен и Тармас. Их можно понимать, как Воображение, Эмоции, Разум и Тело.
На своей иллюстрации к «Песне о Лосе» Блейк изобразил Уризена, виновного в упадке морали. Сухой рационализм — вот корень зла, по Блейку.
«Древность дней».
Это одна из самых известных картин, иллюстрирующих мифологию Блейка. Уризен, прекрасный, как Бог, измеряет свое творение циркулем, что для Блейка было святотатством, ведь научным приборам не подвластна область духа.
Посредством глаза, а не глазом
Смотреть на мир умеет разум,
Потому что смертный глаз
В заблужденье вводит вас.
Блейк, как и все романтики после него, восставал против грубого материализма, каким ему казались настроения предшествующего века, который мы называем веком просвещения. Вольтер, Руссо, чьи идеи проложили дорогу к революции, ему кажутся разрушителями. А Ньютон, гений в нашем представлении, — просто слепец, который пытался логикой объяснить божественный замысел.
На картине — великий Исаак Ньютон. Великий для нас, но не для Блейка. Художник изобразил его сидящим на корточках, по-видимому, на дне моря. Он ничего не замечает, кроме своих чертежей, возникающих под циркулем. Это тот же ненавистный Блейку циркуль, что мы видим в руках Уризена.
Блейк настаивал: «Искусство — это Древо жизни. Наука — это древо смерти». Особенно оскорбительна была для Блейка теория оптики Ньютона, поскольку для него существовало четкое различие между зрением «растительного глаза» и духовным зрением. Блейк враждебно относился к деистическому взгляду на Бога как на творца, который сотворил мир и удалился, не принимая никакого участия в делах людей. Сам-то Блейк ощущал присутствие божественной природы постоянно.
Интересно, что гравюра Блейка позже послужила основой для бронзовой скульптуры Эдуардо Паолоцци 1995 года, которую иногда называют «Ньютон, в честь Уильяма Блейка». Наверняка те, кто оказываются на площади перед Британской библиотекой, не сомневаются, что таким образом Блейк прославил Ньютона. А Блейк считал, что Ньютон своими рациональными объяснениями природы оскорбляет дух.
На могиле Ньютона выбита эпитафия, автор которой — Александр Поуп. Она гласит: «Nature, and Nature’s Laws lay hid in night. God said, Let Newton be. And all was light». Маршак перевел эту эпитафию на русский: «Был этот мир глубокой тьмой окутан. Да будет свет! И вот явился Ньютон!» Блейку, наверное, понравилось бы добавление к хвалебной эпитафии: It did not last; the devil howling «Ho! Let Einstein be!» restored the status quo («Но сатана недолго ждал реванша. Пришел Эйнштейн, и стало все как раньше»). Вот тут он бы позлорадствовал.
В 1799 году он писал: «Я знаю, что этот мир принадлежит Воображению и открывается только Художнику. То, что я изображаю на своем рисунке, мною не выдумано, а увидено. В глазах скупца гинея затмевает солнце, а кошелек с монетами — зрелище более прекрасное, чем виноградник, гнущийся под тяжестью лозы… Чем человек является, то он и видит».
Откровенно свое презрение мыслителям-рационалистам, или насмешникам, каковыми он их считал, Блейк выразил в отдельном стихотворении:
Mock on, mock on, Voltaire, Rousseau;
Mock on, mock on; 'tis all in vain!
You throw the sand against the wind,
And the wind blows it back again.
And every sand becomes a gem
Reflected in the beams divine;
Blown back they blind the mocking eye,
But still in Israel’s paths they shine.
The Atoms of Democritus
And Newton’s Particles of Light
Are sands upon the Red Sea shore,
Where Israel’s tents do shine so bright.
В конце жизни Блейк работал над иллюстрациями к «Божественной комедии» Данте, особенно к «Аду». Картина «Вихрь влюбленных», 1824−1827, изображает бушующие ветры страсти, которые терзают тех, кто осужден за грех похоти. Но Блейк, в отличие от католика Данте, не мог осуждать плотскую любовь. Он прославляет ее, помещая влюбленную пару в солнечный круг.
Он прославлял и человеческое тело. Известен курьезный случай из его биографии, когда он с женой встретили гостей в своем саду словами: «Вы видите перед собой новых Адама и Еву», так как они оба были обнажены. Про реакцию гостей нам неизвестно, а вот соседи почему-то очень возражали.
Главный сборник стихов Блейка называется «Песни невинности и опыта». Для него это два противоположных состояния человеческой души. «Невинность» и «опыт» — это определения сознания, которые переосмысляют экзистенциально-мифические состояния «Рая» и «Падения» Мильтона. Часто интерпретации этого сборника сосредоточены вокруг мифического дуализма, где «Невинность» представляет непавший мир, а «Опыт» — мир падший. Блейк классифицирует наши способы восприятия, которые, как правило, согласуются с хронологией нашей жизни и станут стандартными, в романтизме. Детство — это состояние защищенной невинности, а не первородного греха, но не защищенное от падшего мира и его институтов. Этот мир иногда вторгается в само детство и в любом случае становится известным через «опыт», состояние бытия, отмеченное потерей детской жизненной силы, страхом и подавленностью, социальной и политической коррупцией и многообразным гнетом Церкви, государства и правящих классов. Абсолютная простота таких стихотворений, как «Трубочист» демонстрирует острую чувствительность Блейка к реалиям нищеты и эксплуатации, которые сопровождали «темные сатанинские мельницы» промышленной революции.
Стихотворение Блейка, известное как «Иерусалим», было вдохновлено апокрифической историей о том, как молодой Иисус в сопровождении Иосифа Аримафейского посетил Гластонбери. В наиболее распространенной интерпретации стихотворения Блейк спрашивает, создал ли визит Иисуса на короткое время рай в Англии, в отличие от «темных сатанинских мельниц» промышленной революции. Стихотворение Блейка задает четыре вопроса, а не утверждает историческую правду о посещении Христа. Второй стих интерпретируется как призыв создать идеальное общество в Англии, независимо от того, было божественное посещение или нет. Иерусалим издавна выступает метафорой Небес, места всеобщей любви и мира.
Стихотворение, малоизвестное в течение столетия после написания, было включено в патриотическую антологию стихов, изданную в 1916 году во времена упадка морального состояния общества из-за многочисленных жертв в Первой мировой войне и ощущения, что ей не видно конца. В этих обстоятельствах оно в глазах многих ответило на вопрос, за что сражается Великобритания. Поэтому Хьюберта Пэрри попросили положить его на музыку для собрания движения «Fight for Right» в лондонском Альберт-холле. Самая известная оркестровка была выполнена Эдвардом Элгаром в 1922 году для фестиваля в Лидсе. После первого прослушивания оркестровой версии король Георг V сказал, что он предпочел бы, чтобы «Иерусалим» сменил «God Save the King» в качестве государственного гимна. Сегодня этот гимн считается самой популярной патриотической песней в Англии и часто заменяет государственный гимн. Все, что связано с Блейком, парадоксально. Он отрицал Англиканскую церковь, а его гимн сегодня исполняется в церкви.
Блейк создавал картины не только на основе своей мифологии. Некоторые его произведения основаны на реальных событиях. Вопреки господствующим в то время воззрениям, Блейк был ярым противником рабства и написал несколько тревожных работ на эту тему. Картина 1796 года «Негр, подвешенный живым за ребра к виселице» была иллюстрацией к книге Дж. Г. Стедмана «Рассказ о пятилетней экспедиции против восставших негров Суринама».
В 1793 году Блейк издал иллюстрированную собственными гравюрами книжку «Для детей: Врата Рая». В несколько измененном виде он переиздал ее в 1818 году под новым заглавием: «Для обоих полов: Врата Рая». Текст состоит из трех частей: пролога, довольно обширной аллегорической основной части («Ключи от Врат») и эпилога. С точки зрения Блейка, современное ему церковное христианство служит «обвинителю» Сатане, богу мира сего, забыв о том, что Господь — Христос — упразднил суровый закон и заменил его своей милостью, милосердием. Впрочем, в мифологии Блейка и Сатана имеет божественную природу: он — Люцифер, сын зари. Блейк пишет книгу «Бракосочетание Рая и Ада«, в которой говорит: If the doors of perception were cleansed, every thing would appear to man as it is: infinite. Эта книга дала название знаменитым «The Doors».
Уильям Блейк — замечательный представитель этой альтернативной линии культуры, из-за этого ставший почти маргиналом в разгар эпохи Просвещения. Тем более что его метод творческого познания был далек от какого-либо рационализма — он визионер, «духовидец». Он впадал в экстатические состояния, в которых путешествовал по разным уголкам мироздания, а затем записывал и зарисовывал увиденное и услышанное от иных сущностей. Поэтому он создал «Бракосочетание Рая и Ада» — не строгий трактат и даже не художественное произведение, а довольно бессистемный компендиум разноприродных смысловых фрагментов. Там есть описания блужданий по аду и полетов к другим планетам, беседы с ангелами, дьяволом и библейскими пророками, длинный перечень адских пословиц, наполненные загадочными символами стихотворения и много чего еще.
Итак, представление о том, что человек состоит из двух «первооснов» — души и плоти — и «источником страстей, то бишь зла, является одна только плоть, а источником разума, то бишь добра, — одна лишь душа», неверно. На самом деле (об этом сообщил Блейку «голос Дьявола») плоть невозможно отделить от души, ведь плоть — это часть души, просто воспринимается она как нечто отдельное и самостоятельное пятью органами чувств, что у современного человека являются главными и единственными «входными каналами для души». Но эти каналы забиты, и человек погружает себя в пещеру, видя в узкую щелочку лишь малую часть мира. Всему виной разум, практически победивший страсти, зашельмовавший их и напугавший ими человека. А ведь в действительности «страсти — единственное подлинное проявление жизни, а разум — лишь рамки или внешняя оболочка страстей». Страсти — это не муки ада, а вечное блаженство. У современного Блейку человека страсти и желания стали настолько пассивными после многовекового господства христианства и мало чем в этом смысле от нее отличной рационалистической метафизики, что разуму легко удается обуздать их и загнать в тень личности. Но все должно измениться. Блейк собирается изгнать из умов людей представление о противоположности тела и души при помощи «инфернального метода вытравливания», подробностей которого, впрочем, в этой книге не сообщается. Тогда-то поверхностный слой восприятия, не видящий дальше оболочки и потому абсолютизирующий ее, исчезнет, и человеку откроется «спрятанная за ним бесконечность» — единая субстанция. При этом способность людей к реабилитированным чувственным наслаждениям «разовьется сверх всякой меры», и весь мир переродится в нечто бесконечное и освященное, ведь «все, что живо, священно». Но перед этим старый мир погибнет в огне. На все это потребуется около шести тысяч лет: ставить перерождение мира на конкретную дату Блейк благоразумно не решился.
Уильям Блейк действительно был уникальной личностью. В свое время он был заклеймен позором, умер без гроша в кармане и стал посмешищем. Но его творчество — как литературное, так и изобразительное — сохранилось, и сегодня он известен во всем мире.
Бунтарь, пророк, Блейк почти не был известен при жизни, а вот в наши дни ни одна антология английской поэзии не обойдется без его стихов, а история живописи — без его картин. Мистик, визионер, рисовальщик, гравер, поэт — это все один человек.
Он родился в скромной семье в 1757 году. Зарабатывал на жизнь как гравер и преподаватель рисования. У него было мало друзей, и он был бескомпромиссным человеком. Женился он на женщине по имени Катрин Буше, которая стала его верной подругой. Блейк искренне любил ее, и они были неразлучны до самой его смерти в 1827 году. Он научил ее гравированию, а прежде — грамоте, и жена оказалась незаменимой помощницей. Не удавалось ей только научиться видеть ангелов, а такие видения сопровождали Блейка с детства. Когда ему было четыре года, Бог заглянул к нему в окно. Потом он увидел дерево, усыпанное ангелами, поделился с родителями, и те его примерно наказали. Но счастливые видения его не покидали, и со временем ему удалось зреть и архангелов. Эти видения были доминантой в жизни Блейка, и, конечно же, многие называли его сумасшедшим. Сомнений нет, сумасшедший. Но почему-то, когда наш великий русский поэт сообщает нам:
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, —
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога,
нас это не смущает.
Уильям Вордсворт, от которого и пошел английский романтизм, был знаком с видениями Блейка и вынес свое суждение: There was no doubt that this poor man was mad, but there is something in the madness of this man which interests me more than the sanity of Lord Byron and Walter Scott. Другой современный критик сказал, что у Блейка была благочестивая и любящая душа, но ценили его лишь немногие избранные, а прочие или не понимали, или вовсе игнорировали.
С Богом у Блейка были особые, личные отношения. Он не мог постичь, как и многие верующие люди, зачем создатель придумал такой несовершенный мир, полный зла и несправедливости. И у него родилась своя теория сотворения мира. Творец в его представлении был грозный и безжалостный. Только такой мог создать, например, страшного и ослепительного тигра. Самые знаменитые стихотворения Блейка, обращенные к Тигру и Ягненку, говорят о двух противоположностях.
The TYger
Tyger, tyger, burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Could frame thy fearful symmetry?
In what distant deeps or skies
Burnt the fire of thine eyes?
On what wings dare he aspire?
What the hand dare seize the fire?
And what shoulder and what art
Could twist the sinews of thy heart?
And when thy heart began to beat,
What dread hand and what dread feet?
What the hammer? what the chain?
In what furnace was thy brain?
What the anvil? What dread grasp
Dare its deadly terrors clasp?
When the stars threw down their spears,
And water’d heaven with their tears,
Did He smile His work to see?
Did He who made the lamb make thee?
Tyger, tyger, burning bright
In the forests of the night,
What immortal hand or eye
Dare frame thy fearful symmetry?
Поэт не скупится на устрашающие прилагательные: fearful, dread (три раза), deadly terrors. Даже звезды отбросили свои копья и омочили небеса слезами, наблюдая сотворение яростного зверя: When the stars threw down their spears, / And water'd heaven with their tears. А тот, кто создал этот ужас, неужели он всего лишь улыбался? -— спрашивает поэт: Did He smile His work to see? Жуткая получается картина. Неужели та же бессмертная рука сотворила и ягненка? Непостижимо. Did He who made the lamb make thee? Стихотворения о Тигре и Ягненке обычно всегда публикуются вместе. С Ягненком все понятно. Поэт спрашивает только, знает ли Ягненок своего создателя. Это ведь Христос, наш добрый пастырь, которого часто изображали с ягненком на шее. Он тоже ягненок, поскольку принес себя в жертву ради спасения человечества (Евангелие от Иоанна 1:29).
Little lamb who made thee
Dost thou know who made thee
Gave thee life and bid thee feed,
By the stream & over the mead;
Gave thee clothing of delight,
Softest clothing wooly bright;
Gave thee such a tender voice,
Making all the vales rejoice:
Little lamb who made thee
Dost thou know who made thee
Little Lamb I’ll tell thee,
Little Lamb I’ll tell thee;
He is called by thy name,
For he calls himself a Lamb:
He is meek & he is mild,
He became a little child:
I a child & thou a lamb,
We are called by his name.
Little Lamb God bless thee,
Little Lamb God bless thee.
Но Блейка мучило противоречие: если тигр безжалостен и страшен, то почему он так прекрасен?
Творчество Блейка в значительной степени опирается на его собственную обширную мифологию, которая сама по себе безумно сложна. В мифической вселенной Блейка доминирует фигура Альбиона, названного в честь древней Британии. Он — совершенный человек, вечный человек. По Блейку, Альбион создает то, что называется «Четыре Зоа» — Уртона, Лува, Уризен и Тармас. Их можно понимать, как Воображение, Эмоции, Разум и Тело.
На своей иллюстрации к «Песне о Лосе» Блейк изобразил Уризена, виновного в упадке морали. Сухой рационализм — вот корень зла, по Блейку.
«Древность дней».
Это одна из самых известных картин, иллюстрирующих мифологию Блейка. Уризен, прекрасный, как Бог, измеряет свое творение циркулем, что для Блейка было святотатством, ведь научным приборам не подвластна область духа.
Посредством глаза, а не глазом
Смотреть на мир умеет разум,
Потому что смертный глаз
В заблужденье вводит вас.
Блейк, как и все романтики после него, восставал против грубого материализма, каким ему казались настроения предшествующего века, который мы называем веком просвещения. Вольтер, Руссо, чьи идеи проложили дорогу к революции, ему кажутся разрушителями. А Ньютон, гений в нашем представлении, — просто слепец, который пытался логикой объяснить божественный замысел.
На картине — великий Исаак Ньютон. Великий для нас, но не для Блейка. Художник изобразил его сидящим на корточках, по-видимому, на дне моря. Он ничего не замечает, кроме своих чертежей, возникающих под циркулем. Это тот же ненавистный Блейку циркуль, что мы видим в руках Уризена.
Блейк настаивал: «Искусство — это Древо жизни. Наука — это древо смерти». Особенно оскорбительна была для Блейка теория оптики Ньютона, поскольку для него существовало четкое различие между зрением «растительного глаза» и духовным зрением. Блейк враждебно относился к деистическому взгляду на Бога как на творца, который сотворил мир и удалился, не принимая никакого участия в делах людей. Сам-то Блейк ощущал присутствие божественной природы постоянно.
Интересно, что гравюра Блейка позже послужила основой для бронзовой скульптуры Эдуардо Паолоцци 1995 года, которую иногда называют «Ньютон, в честь Уильяма Блейка». Наверняка те, кто оказываются на площади перед Британской библиотекой, не сомневаются, что таким образом Блейк прославил Ньютона. А Блейк считал, что Ньютон своими рациональными объяснениями природы оскорбляет дух.
На могиле Ньютона выбита эпитафия, автор которой — Александр Поуп. Она гласит: «Nature, and Nature’s Laws lay hid in night. God said, Let Newton be. And all was light». Маршак перевел эту эпитафию на русский: «Был этот мир глубокой тьмой окутан. Да будет свет! И вот явился Ньютон!» Блейку, наверное, понравилось бы добавление к хвалебной эпитафии: It did not last; the devil howling «Ho! Let Einstein be!» restored the status quo («Но сатана недолго ждал реванша. Пришел Эйнштейн, и стало все как раньше»). Вот тут он бы позлорадствовал.
В 1799 году он писал: «Я знаю, что этот мир принадлежит Воображению и открывается только Художнику. То, что я изображаю на своем рисунке, мною не выдумано, а увидено. В глазах скупца гинея затмевает солнце, а кошелек с монетами — зрелище более прекрасное, чем виноградник, гнущийся под тяжестью лозы… Чем человек является, то он и видит».
Откровенно свое презрение мыслителям-рационалистам, или насмешникам, каковыми он их считал, Блейк выразил в отдельном стихотворении:
Mock on, mock on, Voltaire, Rousseau;
Mock on, mock on; 'tis all in vain!
You throw the sand against the wind,
And the wind blows it back again.
And every sand becomes a gem
Reflected in the beams divine;
Blown back they blind the mocking eye,
But still in Israel’s paths they shine.
The Atoms of Democritus
And Newton’s Particles of Light
Are sands upon the Red Sea shore,
Where Israel’s tents do shine so bright.
В конце жизни Блейк работал над иллюстрациями к «Божественной комедии» Данте, особенно к «Аду». Картина «Вихрь влюбленных», 1824−1827, изображает бушующие ветры страсти, которые терзают тех, кто осужден за грех похоти. Но Блейк, в отличие от католика Данте, не мог осуждать плотскую любовь. Он прославляет ее, помещая влюбленную пару в солнечный круг.
Он прославлял и человеческое тело. Известен курьезный случай из его биографии, когда он с женой встретили гостей в своем саду словами: «Вы видите перед собой новых Адама и Еву», так как они оба были обнажены. Про реакцию гостей нам неизвестно, а вот соседи почему-то очень возражали.
Главный сборник стихов Блейка называется «Песни невинности и опыта». Для него это два противоположных состояния человеческой души. «Невинность» и «опыт» — это определения сознания, которые переосмысляют экзистенциально-мифические состояния «Рая» и «Падения» Мильтона. Часто интерпретации этого сборника сосредоточены вокруг мифического дуализма, где «Невинность» представляет непавший мир, а «Опыт» — мир падший. Блейк классифицирует наши способы восприятия, которые, как правило, согласуются с хронологией нашей жизни и станут стандартными, в романтизме. Детство — это состояние защищенной невинности, а не первородного греха, но не защищенное от падшего мира и его институтов. Этот мир иногда вторгается в само детство и в любом случае становится известным через «опыт», состояние бытия, отмеченное потерей детской жизненной силы, страхом и подавленностью, социальной и политической коррупцией и многообразным гнетом Церкви, государства и правящих классов. Абсолютная простота таких стихотворений, как «Трубочист» демонстрирует острую чувствительность Блейка к реалиям нищеты и эксплуатации, которые сопровождали «темные сатанинские мельницы» промышленной революции.
Стихотворение Блейка, известное как «Иерусалим», было вдохновлено апокрифической историей о том, как молодой Иисус в сопровождении Иосифа Аримафейского посетил Гластонбери. В наиболее распространенной интерпретации стихотворения Блейк спрашивает, создал ли визит Иисуса на короткое время рай в Англии, в отличие от «темных сатанинских мельниц» промышленной революции. Стихотворение Блейка задает четыре вопроса, а не утверждает историческую правду о посещении Христа. Второй стих интерпретируется как призыв создать идеальное общество в Англии, независимо от того, было божественное посещение или нет. Иерусалим издавна выступает метафорой Небес, места всеобщей любви и мира.
Стихотворение, малоизвестное в течение столетия после написания, было включено в патриотическую антологию стихов, изданную в 1916 году во времена упадка морального состояния общества из-за многочисленных жертв в Первой мировой войне и ощущения, что ей не видно конца. В этих обстоятельствах оно в глазах многих ответило на вопрос, за что сражается Великобритания. Поэтому Хьюберта Пэрри попросили положить его на музыку для собрания движения «Fight for Right» в лондонском Альберт-холле. Самая известная оркестровка была выполнена Эдвардом Элгаром в 1922 году для фестиваля в Лидсе. После первого прослушивания оркестровой версии король Георг V сказал, что он предпочел бы, чтобы «Иерусалим» сменил «God Save the King» в качестве государственного гимна. Сегодня этот гимн считается самой популярной патриотической песней в Англии и часто заменяет государственный гимн. Все, что связано с Блейком, парадоксально. Он отрицал Англиканскую церковь, а его гимн сегодня исполняется в церкви.
Блейк создавал картины не только на основе своей мифологии. Некоторые его произведения основаны на реальных событиях. Вопреки господствующим в то время воззрениям, Блейк был ярым противником рабства и написал несколько тревожных работ на эту тему. Картина 1796 года «Негр, подвешенный живым за ребра к виселице» была иллюстрацией к книге Дж. Г. Стедмана «Рассказ о пятилетней экспедиции против восставших негров Суринама».
В 1793 году Блейк издал иллюстрированную собственными гравюрами книжку «Для детей: Врата Рая». В несколько измененном виде он переиздал ее в 1818 году под новым заглавием: «Для обоих полов: Врата Рая». Текст состоит из трех частей: пролога, довольно обширной аллегорической основной части («Ключи от Врат») и эпилога. С точки зрения Блейка, современное ему церковное христианство служит «обвинителю» Сатане, богу мира сего, забыв о том, что Господь — Христос — упразднил суровый закон и заменил его своей милостью, милосердием. Впрочем, в мифологии Блейка и Сатана имеет божественную природу: он — Люцифер, сын зари. Блейк пишет книгу «Бракосочетание Рая и Ада«, в которой говорит: If the doors of perception were cleansed, every thing would appear to man as it is: infinite. Эта книга дала название знаменитым «The Doors».
Уильям Блейк — замечательный представитель этой альтернативной линии культуры, из-за этого ставший почти маргиналом в разгар эпохи Просвещения. Тем более что его метод творческого познания был далек от какого-либо рационализма — он визионер, «духовидец». Он впадал в экстатические состояния, в которых путешествовал по разным уголкам мироздания, а затем записывал и зарисовывал увиденное и услышанное от иных сущностей. Поэтому он создал «Бракосочетание Рая и Ада» — не строгий трактат и даже не художественное произведение, а довольно бессистемный компендиум разноприродных смысловых фрагментов. Там есть описания блужданий по аду и полетов к другим планетам, беседы с ангелами, дьяволом и библейскими пророками, длинный перечень адских пословиц, наполненные загадочными символами стихотворения и много чего еще.
Итак, представление о том, что человек состоит из двух «первооснов» — души и плоти — и «источником страстей, то бишь зла, является одна только плоть, а источником разума, то бишь добра, — одна лишь душа», неверно. На самом деле (об этом сообщил Блейку «голос Дьявола») плоть невозможно отделить от души, ведь плоть — это часть души, просто воспринимается она как нечто отдельное и самостоятельное пятью органами чувств, что у современного человека являются главными и единственными «входными каналами для души». Но эти каналы забиты, и человек погружает себя в пещеру, видя в узкую щелочку лишь малую часть мира. Всему виной разум, практически победивший страсти, зашельмовавший их и напугавший ими человека. А ведь в действительности «страсти — единственное подлинное проявление жизни, а разум — лишь рамки или внешняя оболочка страстей». Страсти — это не муки ада, а вечное блаженство. У современного Блейку человека страсти и желания стали настолько пассивными после многовекового господства христианства и мало чем в этом смысле от нее отличной рационалистической метафизики, что разуму легко удается обуздать их и загнать в тень личности. Но все должно измениться. Блейк собирается изгнать из умов людей представление о противоположности тела и души при помощи «инфернального метода вытравливания», подробностей которого, впрочем, в этой книге не сообщается. Тогда-то поверхностный слой восприятия, не видящий дальше оболочки и потому абсолютизирующий ее, исчезнет, и человеку откроется «спрятанная за ним бесконечность» — единая субстанция. При этом способность людей к реабилитированным чувственным наслаждениям «разовьется сверх всякой меры», и весь мир переродится в нечто бесконечное и освященное, ведь «все, что живо, священно». Но перед этим старый мир погибнет в огне. На все это потребуется около шести тысяч лет: ставить перерождение мира на конкретную дату Блейк благоразумно не решился.
Уильям Блейк действительно был уникальной личностью. В свое время он был заклеймен позором, умер без гроша в кармане и стал посмешищем. Но его творчество — как литературное, так и изобразительное — сохранилось, и сегодня он известен во всем мире.
Преподаватель английского языка
Понравился урок? Поделитесь записью в любимой социальной сети
Другие материалы сайта