Когда Роберт Бёрнс, великий шотландский поэт, приехал в Эдинбург после блестящего успеха своего первого стихотворного сборника, в литературных кругах его дружно назвали поэтом-пахарем, «Heaven-taught Ploughman». При всем восхищении талантом молодого поэта мэтрам хотелось чуть-чуть принизить его роль в литературе. Но Бёрнс действительно родился в семье фермера и работал на земле почти всю свою недолгую жизнь. Он не стыдился своего «низкого» происхождения, а гордился прежде всего своим отцом, который прививал своим семерым детям такие качества, как decency, order and honesty. «Был честный фермер мой отец» — так начинается баллада в переводе Маршака.
My father was a farmer upon the Carrick border, O,
And carefully he bred me in decency and order, O;
He bade me act a manly part, though I had ne'er a farthing, O;
For without an honest manly heart, no man was worth regarding, O.
Then out into the world my course I did determine, O;
Tho' to be rich was not my wish, yet to be great was charming, O;
My talents they were not the worst, nor yet my education, O:
Resolv'd was I at least to try to mend my situation, O.
<…>
No help, nor hope, nor view had I, nor person to befriend me, O;
So I must toil, and sweat, and moil, and labour to sustain me, O;
To plough and sow, to reap and mow, my father bred me early, O;
For one, he said, to labour bred, was a match for Fortune fairly, O.
Thus all obscure, unknown, and poor, thro' life I'm doom'd to wander, O,
Till down my weary bones I lay in everlasting slumber, O:
No view nor care, but shun whate'er might breed me pain or sorrow, O;
I live to-day as well's I may, regardless of to-morrow, O.
Несмотря на все невзгоды, веселое сердце — вот главное богатство, говорит поэт.
But cheerful still, I am as well as a monarch in his palace, O,
Tho' Fortune's frown still hunts me down, with all her wonted malice, O:
I make indeed my daily bread, but ne'er can make it farther, O:
But as daily bread is all I need, I do not much regard her, O.
И неизменно Бёрнс выражал свое презрение к знатным и богатым:
All you who follow wealth and power with unremitting ardour, O,
The more in this you look for bliss, you leave your view the farther, O:
Had you the wealth Potosi boasts, or nations to adore you, O,
A cheerful honest-hearted clown I will prefer before you, O.
Поэт говорит в этой веселой автобиографии, что он не прочь бы прославиться (to be great was charming), однако вряд ли такие мысли приходили ему в голову в раннем детстве. Еще одно стихотворение — как бы пророчество задним числом — в переводе Маршака приобрело в России необыкновенную популярность, чему значительно поспособствовала музыка Свиридова. По-русски и правда стихи звучат задорно и запоминаются с первого прочтения:
Припев (после каждого куплета):
Robin was a rovin' boy,
Rantin', rovin', rantin', rovin',
Robin was a rovin' boy,
Rantin', rovin', Robin!
В деревне парень был рожден,
Но день, когда родился он,
В календари не занесен.
Кому был нужен Робин?
There was a lad was born in Kyle,
But whatna day o' whatna style,
I doubt it's hardly worth the while
To be sae nice wi' Robin.
Зато отметил календарь,
Что был такой-то государь,
И в щели дома дул январь,
Когда родился Робин.
Our monarch's hindmost year but ane
Was five-and-twenty days begun,
'Twas then a blast o' Janwar' win'
Blew hansel in on Robin.
Разжав младенческий кулак,
Гадалка говорила так:
— Мальчишка будет не дурак.
Пускай зовется Робин.
The gossip keekit in his loof,
Quo' scho, «Wha lives will see the proof,
This waly boy will be nae coof:
I think we'll ca' him Robin.»
Немало ждет его обид,
Но сердцем все он победит.
Парнишка будет знаменит,
Семью прославит Робин.
«He'll hae misfortunes great an' sma',
But ay a heart aboon them a'.
He'll be a credit till us a':
We'll a' be proud o' Robin!
«But sure as three times three mak nine,
I see by ilka score and line,
This chap will dearly like our kin',
So leeze me on thee, Robin!
Бёрнс и в самом деле родился в январе, 25 числа, в 1759 году, и этот день сейчас отмечается в Шотландии с большим размахом, чем День святого Андрея, покровителя страны.
Робин был старшим сыном в семье крестьянина Уильяма Бернесса, который приехал с севера в графство Эйршир (на границе с Англией). Отец своими руками построил глиняный дом в деревушке Аллоуэй, но неудачно: в один из первых дней жизни младенца во время ужасной бури на его колыбель обрушился потолок, и ребенка перенесли к соседям. Отец взял в аренду хозяйство Маунт-Олифант, и его старшим сыновьям — Роберту и Гилберту — пришлось с детства делить с отцом все тяготы крестьянского труда. Неудачи неотступно преследовали и отца, и сыновей.
Школы в деревне не было, но отец сам учил детей грамоте и привил им любовь к чтению. Соседи вспоминали: «Все Бёрнсы сидели по вечерам, после ужина, уткнув носы в книжки». Мать была полуграмотной, но зато помнила множество народных песен, сказок и преданий. Именно благодаря ей, а еще и старой няне будущий поэт узнал и полюбил шотландский фольклор, который и стал животворной основой его поэзии. Как Роберт говорил позже, все рассказы няни были полны devils, ghosts, fairies, witches, elves и прочей нечисти.
Какое-то систематическое образование юноше все же получить удалось. Жители деревни скинулись и пригласили учителя из университета в Глазго. Юный Бёрнс овладел литературным английским, французским и латынью (даже сделал блестящий перевод отрывка из «Записок о галльской войне» Юлия Цезаря). Он основательно знал Библию и Шекспира, пьесы которого он нашел у деревенского кузнеца, а также читал современных ему английских писателей и воспринял от них идеи Просвещения и особенно близкий ему культ естественного человека. Позже Бёрнс горячо приветствовал Французскую революцию, что принесло ему немало неприятностей от властей.
Отец Бёрнса исповедовал пресвитерианство — строгую форму протестантизма. Но даже принятый там катехизис его не удовлетворял, и он создал свой собственный, ужесточив правила. Непослушание детей доводило его до бешенства, например то, что сыновья его — и Роберт, и Гилберт — ходили в соседнюю деревню … на танцы! В танцах Роберту не было равных. Он отошел от пресвитерианства еще дальше, вступив в масонскую ложу.
Первые стихи родились с первой любовью. Бёрнсу было пятнадцать лет, когда он влюбился в девочку, с которой вместе работал в поле, и впервые, по его собственным словам, «согрешил рифмой». Женился он на девушке по имени Джин Армор, когда у нее уже был от него ребенок. Отец Джин два года не соглашался отдавать дочь за бедняка, и только гонорар от второго издания стихов помог жениху добиться согласия на свадьбу.
Но до свадьбы было еще далеко, когда доведенный до отчаяния Бёрнс по совету друзей решил отправиться искать счастья на Ямайку. Денег для переезда не было, и тогда молодой фермер издал свои стихи. В типографии городка Килмарнок в 1786 году вышел в свет небольшой томик, известный под названием «Килмарнокский сборник». И тут случилось чудо. К изумлению автора, книга имела громадный успех. Те, кому не удалось приобрести сборник, одалживали его у знакомых за плату. Вместо Ямайки Бёрнс поехал в Эдинбург, где его с восторгом приветствовали и шотландские патриоты, и собратья по перу.
Удивляло в стихах решительно все: они были написаны на шотландском диалекте, нарушали строгие правила классицизма, и притом это была поэзия высочайшей пробы.
После триумфа в Эдинбурге поэт вернулся на ферму и продолжил борьбу с нуждой. Кое-какой доход Бёрнс получал от издаваемых стихов и вложил капитал в сельское хозяйство, но опять потерпел неудачу. За несколько лет до смерти с помощью друзей он получил должность сборщика акцизов, и эта тяжелейшая неблагодарная работа, связанная с разъездами верхом в любую погоду, окончательно подорвала его здоровье, ослабленное непосильным трудом. Он умер в 37 лет. Когда тело Бёрнса с большими почестями предавали земле, Джин родила девятого ребенка.
Был честный фермер мой отец.
Он не имел достатка,
Но от наследников своих
Он требовал порядка.
Учил достоинство хранить,
Хоть нет гроша в карманах.
Страшнее — чести изменить,
Чем быть в отрепьях рваных!
Я в свет пустился без гроша,
Но был беспечный малый.
Богатым быть я не желал,
Великим быть — пожалуй!
Таланта не был я лишен,
Был грамотен немножко
И вот решил по мере сил
Пробить себе дорожку.
И так и сяк пытался я
Понравиться фортуне,
Но все усилья и труды
Мои остались втуне.
То был врагами я подбит,
То предан был друзьями
И вновь, достигнув высоты,
Оказывался в яме.
В конце концов я был готов
Оставить попеченье.
И по примеру мудрецов
Я вывел заключенье:
В былом не знали мы добра,
Не видим в предстоящем,
А этот час — в руках у нас.
Владей же настоящим!
Надежды нет, просвета нет,
А есть нужда, забота.
Ну что ж, покуда ты живешь,
Без устали работай.
Косить, пахать и боронить
Я научился с детства.
И это все, что мой отец
Оставил мне в наследство.
Так и живу — в нужде, в труде,
Доволен передышкой.
А хорошенько отдохну
Когда-нибудь под крышкой.
Заботы завтрашнего дня
Мне сердца не тревожат.
Мне дорог нынешний мой день,
Покуда он не прожит!
Я так же весел, как монарх
В наследственном чертоге,
Хоть и становится судьба
Мне поперек дороги.
На завтра хлеба не дает
Мне эта злая скряга.
Но нынче есть чего поесть, —
И то уж это благо!
Беда, нужда крадут всегда
Мой заработок скудный.
Мой промах этому виной
Иль нрав мой безрассудный?
И все же сердцу своему
Вовеки не позволю я
Впадать от временных невзгод
В тоску и меланхолию!
О ты, кто властен и богат,
Намного ль ты счастливей?
Стремится твой голодный взгляд
Вперед — к двойной наживе.
Пусть денег куры не клюют
У баловня удачи, —
Простой, веселый, честный люд
Тебя стократ богаче!
(Перевод Самуила Маршака)
My father was a farmer upon the Carrick border, O,
And carefully he bred me in decency and order, O;
He bade me act a manly part, though I had ne'er a farthing, O;
For without an honest manly heart, no man was worth regarding, O.
Then out into the world my course I did determine, O;
Tho' to be rich was not my wish, yet to be great was charming, O;
My talents they were not the worst, nor yet my education, O:
Resolv'd was I at least to try to mend my situation, O.
<…>
No help, nor hope, nor view had I, nor person to befriend me, O;
So I must toil, and sweat, and moil, and labour to sustain me, O;
To plough and sow, to reap and mow, my father bred me early, O;
For one, he said, to labour bred, was a match for Fortune fairly, O.
Thus all obscure, unknown, and poor, thro' life I'm doom'd to wander, O,
Till down my weary bones I lay in everlasting slumber, O:
No view nor care, but shun whate'er might breed me pain or sorrow, O;
I live to-day as well's I may, regardless of to-morrow, O.
Несмотря на все невзгоды, веселое сердце — вот главное богатство, говорит поэт.
But cheerful still, I am as well as a monarch in his palace, O,
Tho' Fortune's frown still hunts me down, with all her wonted malice, O:
I make indeed my daily bread, but ne'er can make it farther, O:
But as daily bread is all I need, I do not much regard her, O.
И неизменно Бёрнс выражал свое презрение к знатным и богатым:
All you who follow wealth and power with unremitting ardour, O,
The more in this you look for bliss, you leave your view the farther, O:
Had you the wealth Potosi boasts, or nations to adore you, O,
A cheerful honest-hearted clown I will prefer before you, O.
Поэт говорит в этой веселой автобиографии, что он не прочь бы прославиться (to be great was charming), однако вряд ли такие мысли приходили ему в голову в раннем детстве. Еще одно стихотворение — как бы пророчество задним числом — в переводе Маршака приобрело в России необыкновенную популярность, чему значительно поспособствовала музыка Свиридова. По-русски и правда стихи звучат задорно и запоминаются с первого прочтения:
Припев (после каждого куплета):
Robin was a rovin' boy,
Rantin', rovin', rantin', rovin',
Robin was a rovin' boy,
Rantin', rovin', Robin!
В деревне парень был рожден,
Но день, когда родился он,
В календари не занесен.
Кому был нужен Робин?
There was a lad was born in Kyle,
But whatna day o' whatna style,
I doubt it's hardly worth the while
To be sae nice wi' Robin.
Зато отметил календарь,
Что был такой-то государь,
И в щели дома дул январь,
Когда родился Робин.
Our monarch's hindmost year but ane
Was five-and-twenty days begun,
'Twas then a blast o' Janwar' win'
Blew hansel in on Robin.
Разжав младенческий кулак,
Гадалка говорила так:
— Мальчишка будет не дурак.
Пускай зовется Робин.
The gossip keekit in his loof,
Quo' scho, «Wha lives will see the proof,
This waly boy will be nae coof:
I think we'll ca' him Robin.»
Немало ждет его обид,
Но сердцем все он победит.
Парнишка будет знаменит,
Семью прославит Робин.
«He'll hae misfortunes great an' sma',
But ay a heart aboon them a'.
He'll be a credit till us a':
We'll a' be proud o' Robin!
«But sure as three times three mak nine,
I see by ilka score and line,
This chap will dearly like our kin',
So leeze me on thee, Robin!
Бёрнс и в самом деле родился в январе, 25 числа, в 1759 году, и этот день сейчас отмечается в Шотландии с большим размахом, чем День святого Андрея, покровителя страны.
Робин был старшим сыном в семье крестьянина Уильяма Бернесса, который приехал с севера в графство Эйршир (на границе с Англией). Отец своими руками построил глиняный дом в деревушке Аллоуэй, но неудачно: в один из первых дней жизни младенца во время ужасной бури на его колыбель обрушился потолок, и ребенка перенесли к соседям. Отец взял в аренду хозяйство Маунт-Олифант, и его старшим сыновьям — Роберту и Гилберту — пришлось с детства делить с отцом все тяготы крестьянского труда. Неудачи неотступно преследовали и отца, и сыновей.
Школы в деревне не было, но отец сам учил детей грамоте и привил им любовь к чтению. Соседи вспоминали: «Все Бёрнсы сидели по вечерам, после ужина, уткнув носы в книжки». Мать была полуграмотной, но зато помнила множество народных песен, сказок и преданий. Именно благодаря ей, а еще и старой няне будущий поэт узнал и полюбил шотландский фольклор, который и стал животворной основой его поэзии. Как Роберт говорил позже, все рассказы няни были полны devils, ghosts, fairies, witches, elves и прочей нечисти.
Какое-то систематическое образование юноше все же получить удалось. Жители деревни скинулись и пригласили учителя из университета в Глазго. Юный Бёрнс овладел литературным английским, французским и латынью (даже сделал блестящий перевод отрывка из «Записок о галльской войне» Юлия Цезаря). Он основательно знал Библию и Шекспира, пьесы которого он нашел у деревенского кузнеца, а также читал современных ему английских писателей и воспринял от них идеи Просвещения и особенно близкий ему культ естественного человека. Позже Бёрнс горячо приветствовал Французскую революцию, что принесло ему немало неприятностей от властей.
Отец Бёрнса исповедовал пресвитерианство — строгую форму протестантизма. Но даже принятый там катехизис его не удовлетворял, и он создал свой собственный, ужесточив правила. Непослушание детей доводило его до бешенства, например то, что сыновья его — и Роберт, и Гилберт — ходили в соседнюю деревню … на танцы! В танцах Роберту не было равных. Он отошел от пресвитерианства еще дальше, вступив в масонскую ложу.
Первые стихи родились с первой любовью. Бёрнсу было пятнадцать лет, когда он влюбился в девочку, с которой вместе работал в поле, и впервые, по его собственным словам, «согрешил рифмой». Женился он на девушке по имени Джин Армор, когда у нее уже был от него ребенок. Отец Джин два года не соглашался отдавать дочь за бедняка, и только гонорар от второго издания стихов помог жениху добиться согласия на свадьбу.
Но до свадьбы было еще далеко, когда доведенный до отчаяния Бёрнс по совету друзей решил отправиться искать счастья на Ямайку. Денег для переезда не было, и тогда молодой фермер издал свои стихи. В типографии городка Килмарнок в 1786 году вышел в свет небольшой томик, известный под названием «Килмарнокский сборник». И тут случилось чудо. К изумлению автора, книга имела громадный успех. Те, кому не удалось приобрести сборник, одалживали его у знакомых за плату. Вместо Ямайки Бёрнс поехал в Эдинбург, где его с восторгом приветствовали и шотландские патриоты, и собратья по перу.
Удивляло в стихах решительно все: они были написаны на шотландском диалекте, нарушали строгие правила классицизма, и притом это была поэзия высочайшей пробы.
После триумфа в Эдинбурге поэт вернулся на ферму и продолжил борьбу с нуждой. Кое-какой доход Бёрнс получал от издаваемых стихов и вложил капитал в сельское хозяйство, но опять потерпел неудачу. За несколько лет до смерти с помощью друзей он получил должность сборщика акцизов, и эта тяжелейшая неблагодарная работа, связанная с разъездами верхом в любую погоду, окончательно подорвала его здоровье, ослабленное непосильным трудом. Он умер в 37 лет. Когда тело Бёрнса с большими почестями предавали земле, Джин родила девятого ребенка.
Был честный фермер мой отец.
Он не имел достатка,
Но от наследников своих
Он требовал порядка.
Учил достоинство хранить,
Хоть нет гроша в карманах.
Страшнее — чести изменить,
Чем быть в отрепьях рваных!
Я в свет пустился без гроша,
Но был беспечный малый.
Богатым быть я не желал,
Великим быть — пожалуй!
Таланта не был я лишен,
Был грамотен немножко
И вот решил по мере сил
Пробить себе дорожку.
И так и сяк пытался я
Понравиться фортуне,
Но все усилья и труды
Мои остались втуне.
То был врагами я подбит,
То предан был друзьями
И вновь, достигнув высоты,
Оказывался в яме.
В конце концов я был готов
Оставить попеченье.
И по примеру мудрецов
Я вывел заключенье:
В былом не знали мы добра,
Не видим в предстоящем,
А этот час — в руках у нас.
Владей же настоящим!
Надежды нет, просвета нет,
А есть нужда, забота.
Ну что ж, покуда ты живешь,
Без устали работай.
Косить, пахать и боронить
Я научился с детства.
И это все, что мой отец
Оставил мне в наследство.
Так и живу — в нужде, в труде,
Доволен передышкой.
А хорошенько отдохну
Когда-нибудь под крышкой.
Заботы завтрашнего дня
Мне сердца не тревожат.
Мне дорог нынешний мой день,
Покуда он не прожит!
Я так же весел, как монарх
В наследственном чертоге,
Хоть и становится судьба
Мне поперек дороги.
На завтра хлеба не дает
Мне эта злая скряга.
Но нынче есть чего поесть, —
И то уж это благо!
Беда, нужда крадут всегда
Мой заработок скудный.
Мой промах этому виной
Иль нрав мой безрассудный?
И все же сердцу своему
Вовеки не позволю я
Впадать от временных невзгод
В тоску и меланхолию!
О ты, кто властен и богат,
Намного ль ты счастливей?
Стремится твой голодный взгляд
Вперед — к двойной наживе.
Пусть денег куры не клюют
У баловня удачи, —
Простой, веселый, честный люд
Тебя стократ богаче!
(Перевод Самуила Маршака)
Иллюстрация Миры МИРОНОВОЙ
Преподаватель английского языка
Понравился урок? Поделитесь записью в любимой социальной сети
Другие материалы сайта