Дождь. Песенка шута Фесте

Дождь — непременный спутник весны, лета и осени в наших широтах. То быстрый и теплый грибной, то моросящий, то льющий как из ведра, он налетает и, бывает, упорствует, но в конце концов отступает. Однако иногда дождь, как кажется, захватывает правление погодой и объединяет сезоны в один долгий холодный сезон дождей.

Наш постоянный автор Ольга ВЫШЕГОРОДЦЕВА предлагает обратиться к карнавалу как к проверенному лекарству от хандры и отпраздновать сезон дождей песенкой шута Фесте из «Двенадцатой ночи» Шекспира «Hey, ho, the wind and the rain».

Вообще-то комедия «Двенадцатая ночь» (1600−1601) — зимняя, как видно из самого названия. Речь идет о двенадцатой ночи после Рождества, то есть ночи Богоявления, когда волхвы пришли в Вифлеем поклониться младенцу Христу. Карнавальное настроение пьесы с попойками, переодеваниями, гендерной путаницей и розыгрышем Мальволио передает атмосферу средневековых празднований, когда параллельно официальным церемониям католической церкви проходил «пир дураков» (Feast of Fools) и выбирался «господин беспорядка» (Lord of Misrule). В комедии запечатлен момент, когда в реформированной Англии еще сильны католические традиции и «пуританин» Мальволио подвергается немилосердной травле за критику разгульного образа жизни сэра Тоби и сэра Эндрю и буффонады домашнего шута графини Оливии.

Шут в «Двенадцатой ночи» — очень любопытный персонаж как по своему типажу, так и по своим функциям в комедии. Фесте — шут-философ, шут — певец и музыкант. Этот новый тип шута впервые появляется у Шекспира в комедии «As You Like It», сменяя фигуру более простецкого шута-деревенщины с грубыми шутками и кривляньями. Шутки Фесте напоминают головоломные силлогизмы софистов, загадки, требующие многократного перечитывания, чтобы их разгадать. Шут в «Двенадцатой ночи» — одинокая фигура, не принадлежащая ни к романтическому миру влюбленных, ни к миру господ и ни к миру слуг. Он перемещается между мирами и своими головоломками подрывает истории, которые главные персонажи рассказывают о самих себе: Оливия о своем трауре по брату, Орсино о своем постоянстве в любви.

Фесте наполняет комедию музыкой, исполняя в ней семь песен, что на удивление много для пьес Шекспира. И в его репертуаре не только комические народные песенки, но и меланхолическая песня о смерти от несчастной любви и заключительная псевдобаллада c привкусом горькой иронии, выбивающаяся из общего настроения комедии и словно ставящая под вопрос ее счастливый конец.

Историки считают, что роль Фесте была написана под конкретного актера — Роберта Армина (Robert Armin), в 1599 году пришедшего в труппу «Слуг лорда-камергера» (Lord Chamberlain’s Men), для которой писал Шекспир. Армин сменил в труппе комика Уильяма Кемпа (William Kempe), чей физиологичный стиль шуток был больше ориентирован на аудиторию простолюдинов (вспомним, к примеру, Основу (Nick Bottom) из «Midsummer's Night Dream»). Роберт Армин был, как и Кемп, мастером импровизаций, но его импровизации были рафинированными словесными дуэлями с аудиторией или остроумными философскими беседами с собственным шутовским посохом. Давал он и соло-представления, шутки из которых вошли в его книгу «Fool upоn Fool». Личность Армина повлияла на трансформацию шекспировских шутов, превратившихся из аниматоров своих хозяев в придворных философов и советников-мудрецов. Армин писал, что сочетает в своей игре типажи естественного дурака, то есть блаженного, natural fool, и профессионального клоуна, licensed fool.

Есть предположение, что песню, которой завершается комедия, написал Армин. Так или иначе, необычно и то, что настроение песни идет вразлад с настроением комедии, и то, что шут остается один на сцене, исполняя ее, тогда как традиционным завершением пьес того времени было совместное исполнение актерами джиги, мастером которой был как раз Уильям Кемп.

Посмотрим на текст песенки. Она состоит из пяти четверостиший, в каждом из которых воспроизводится одна и та же вторая и четвертая строка, создавая сквозной речитатив: With hey, ho, the wind and the rain / For the rain it raineth every day. Так как в песне идет речь об эпохах жизни шута (человека вообще), то ненастная погода становится постоянным фоном — задником — всей жизни, проходящей на сцене мира (вспомним монолог Жака «All the world’s a stage» из «As You Like It»).

When that I was and a little tiny boy,
With hey, ho, the wind and the rain,
A foolish thing was but a toy,
For the rain it raineth every day.


При чтении первой строчки глаз спотыкается о соединительный союз and. Критики считают, что это одна из головоломок Фесте-Армина, встряхивающая слушателя. Нота абсурдности продолжает звучать в противительном союзе but, используемом вместо более логичного and в начале каждого следующего четверостишия, кроме последнего.

Относительно foolish thing существуют разные интерпретации. Если актер делал на сцене неприличный жест, то эта строка обретала конкретный обсценный смысл, а иначе могла указывать на самого ребенка — little tiny boy.


But when I came to man’s estate,
With hey, ho, the wind and the rain,
'Gainst knaves and thieves men shut their gate,
For the rain it raineth every day.


Здесь мы видим, что в возрасте мужчины (man’s estate) лирический герой подвергается презрению людей из-за своей профессии (knave — плут и мошенник, но и другое обозначение шута) и приравнивается к ворам.

But when I came, alas! to wive,
With hey, ho, the wind and the rain,
By swaggering could I never thrive,
For the rain it raineth every day.


Женитьба не привела к улучшению участи героя: swaggering — фанфаронство шута, приносившее ему аплодисменты публики, — не произвело впечатление на жену. Да и дождь продолжал лить.

But when I came unto my beds,
With hey, ho, the wind and the rain,
With toss-pots still had drunken heads,
For the rain it raineth every day.


В четвертом четверостишье beds тоже можно читать по-разному: и как постели женщин легкого поведения, и как постели в больнице и даже в лондонском Бедламе, психиатрической больнице, или просто как постели в разных домах, по которым кочевал шут. Болел ли он или развлекался, а глупцы (toss-pots) продолжали пить, а дождь — лить.

A great while ago the world begun,
With hey, ho, the wind and the rain,
But that’s all one, our play is done,
And we’ll strive to please you every day.


Заключительное четверостишие меняет масштаб истории: с начала времен льет дождь и дует ветер, но все -одно, и актеры делают свое дело — развлекают публику. Почти то же самое поет и мудрый шут из «Короля Лира»:

He that has a little tiny wit,
With hey, ho, the wind and the rain,
Must make content with his fortunes fit,
Though the rain it raineth every day.



Мне очень нравится, как исполняет эту песенку Альфред Деллер:
https://www.youtube.com/watch?v=q910HEkDOmE

Более классическая версия в исполнении Питера Гамильтона Дайера из великолепной постановки 2013 года современного лондонского «Глобуса»:
https://www.youtube.com/watch?v=ZpAiLQaBPmE

Современная версия:
https://www.youtube.com/watch?v=IrqLDlOlldA


Преподаватель английского языка

Понравился урок? Поделитесь записью в любимой социальной сети
Другие материалы сайта